8 июня 1939 года создан геологический отдел комбината, будущая Норильская комплексная геолого-разведочная экспедиция. Каждый из первых двенадцати сотрудников геологического отдела (как репрессированные, так и вольнонаемные) вписан в историю открытий большинства месторождений 40–50-х годов. Среди них, например, блестящий геолог-разведчик, автор курса геолого-разведочного дела, впервые побывавший в Норильске в составе экспедиции Урванцева – Аллилуева в 1925 году, Владимир Домарев.
В 1939-м геологам предписывалось провести буровую разведку долин Ергалах, ручьев Угольного и Медвежьего. Были нужны запасы вкрапленных руд для обеспечения проектирования рудника открытых работ в условиях Заполярья. Через год результаты работы геологического отдела позволили прийти к выводу, что в Норильском районе имеет место рудная провинция значительных размеров и с большими перспективами увеличения запасов вкрапленных и богатых руд. Были найдены три месторождения медно-никелевых руд (Черногорское, Имангдинское и горы Зуб-Маркшейдерской). В Великую Отечественную войну и последующие годы усилия геологов были сосредоточены на разведке месторождения Норильск-1. Поисковые работы в удаленных и труднодоступных местах были отложены до лучших времен. За год до выхода Норильского комбината из системы ГУЛАГа, в 1955 году, геологическое управление было переименовано в Норильскую комплексную геолого-разведочную экспедицию. К этому времени в НКГРЭ уже работали все будущие первооткрыватели Талнаха.
9 июня 1945 года начальник Норильского комбината Александр Панюков вручил коллективу Второго Заполярного театра почетную грамоту за заслуги перед комбинатом в годы войны.
«Творческая работа коллектива драмтеатра способствовала мобилизации рабочих, инженеров, техников и служащих Норильского комбината на выполнение и перевыполнение государственных планов по выдаче никеля фронту», – процитировал текст грамоты начальник комбината со сцены театра на Нулевом пикете.
В качестве поощрения девять артистов получили бесплатные путевки в Дом отдыха «Таежный», а директор театра Григорий Бороденко и главный художник Игорь Фаюткин были отмечены денежными премиями.
Первая труппа театра насчитывала тринадцать человек, и только один был заключенным. Артиста Тагаева приводили под конвоем на постановку 1942 года горьковской пьесы «На дне». Сезон-1941/42 завершился гастролями театра в Дудинку и на Диксон. На Диксоне зрителями были американские и английские моряки. В конце следующего сезона норильчане гастролировали по госпиталям Красноярского края. После этой поездки в Норильск перевели артистов из Игарки. Елена Юровская, Михаил Шелагин и другие определили лицо Второго Заполярного в сороковые годы. Сезон-1944/45 завершился реорганизацией Второго Заполярного в Норильский театр драмы и музыкальной комедии.
10 июня 1940 года началось строительство нормальной колеи железной дороги Норильск – Дудинка. Уже в августе был готов первый пятикилометровый участок с шириной колеи 1524 мм. С началом войны работы по отсыпке дороги приостановились, хотя маломощная узкоколейка окончательно перестала справляться со все возрастающим объемом перевозок. Только в 1947-м, через 10 лет после пуска узкоколейки, строительство принципиально новой, современной по тем временам ширококолейной магистрали продолжилось. В ноябре 1952-го в Норильск из Дудинки прибыл первый ширококолейный состав.
После смерти Сталина уже наполовину готовую дорогу к Игарке забросили, а вскоре рельсы «мертвой дороги» легли в основание талнахской «железки». Всего с участка Янов стан – река Пур для нужд Норильского комбината было вывезено более трех тысяч рельсов.
11 июня 1995 года журнал «Генетика» (Russian Journal of Genetics) сообщил о смерти автора классических работ по теории управления генами Игоря Паншина (1914–1995). До Великой Отечественной войны Паншин работал в знаменитом Институте экспериментальной биологии у Николая Кольцова. Первую научную работу студента-генетика готовил к печати сам Николай Вавилов.
Попав в плен в начале войны, Паншин работал в лаборатории генетики Тимофеева-Ресовского в Германии. О нем он знал по работам ученого, когда студентом ставил опыты по радиационной генетике. Вернувшись в Советский Союз в 1945-м, ученый попал в Норильск, где в лагере и после освобождения работал врачом-лаборантом в санэпидемстанции, Центральной больнице и поликлинике лагеря, организовал лабораторию в инфекционной больнице. О себе норильчанин с почти полувековым стажем говорил, что он «метафизик, идеалист, морганист, тот самый, который…»; что медицинская профессия у него «тюремно-лагерная» и с ней ему повезло, так как его окружали не просто великолепные специалисты, а люди определенного морального склада, достойные отдельного памятника.
Генетик с именем после десяти лет Норильлага не сразу, но мог уехать в Обнинск к Тимофееву-Ресовскому и вернуться в науку, но остался в Норильске. В 1991-м была опубликована первая научная работа Паншина норильского периода. В ней генетик проанализировал экспериментальные данные своих прежних работ. Окончательному возращению в науку генетику помешала смерть. Норильчане 1970–1980-х помнят Игоря Паншина как великолепного фотографа, горнолыжника. На склоне горы Отдельной всегда в отличной форме (и экипировке) он появлялся до конца 1980-х. В эти же годы Игорь Борисович писал мемуары, вошедшие, в частности, в книгу Даниила Гранина о Тимофееве-Ресовском «Зубр».
12 июня 1974 года в плавильном цехе Медного завода пустили второй конвертер. Первый вошел в строй чуть раньше, в апреле. Строительство очень нужных и важных для завода и комбината новых конвертеров было обставлено в духе советского времени. На заводских стенах висели выпуски «Молний», на строительстве проводили воскресники; комсомол, во главе которого на медном встал Алеко Габучия, всячески опекал «объект особой заботы». Конвертеры на медном создавались, как и всё на Севере, в очень тяжелых условиях. Холод, чадный дым, но полтора десятка различных организаций справились с работой на отлично.
В конце этого года, накануне 25-летия завода, новым директором Медного был назначен бывший начальник плавильного цеха Евгений Хагажеев. Так на заводе называли будущего гендиректора Норильского комбината Джонсона Таловича Хагажеева.
14 июня 1941 года начались массовые депортации в Прибалтике. Уже в августе на Ламу, где было отделение Норильлага, привезли репрессированных офицеров 24-го территориального стрелкового корпуса Красной Армии из Латвии, Литвы, Эстонии. Всего 41 человек. Их арестовали в конце июня как потенциальных врагов и отправили в Норильск. По воспоминаниям очевидца событий Ивана Терентьевича Сидорова, принимавшего в то время участие в строительстве дома отдыха на Ламе, их лагпункт был небольшим, на строительстве трудились около сорока заключенных: «Хорошо помню тот день, когда они приехали: все в шикарных пальто, шляпах, с чемоданами, золотыми часами. Очень независимые люди. Палатки для них разбили в стороне…»
Известно, что в это время на Ламе началось строительство небольшого завода по производству витаминного напитка из хвои, в сборе которой принимали участие прибалтийские офицеры. К весне 1942-го «витаминку» построили, а прибалтов из палаток перевели в бараки. За первую зиму от голода, холода и болезней умерли 14 офицеров.
В августе 1990 года члены прибалтийской экспедиции на месте захоронения прибалтийских военных был установили гурий из бутового камня с именами оставшихся навечно в этой земле. Вместо несохранившегося барака, где жили заключенные соотечественники, появился трехъярусный семиметровый столб из лиственницы, позже в усеченном виде перенесенный на место захоронения военных.
Через год, в августе 1991-го, к мемориальному комплексу на Ламе добавился комплекс памятников от прибалтийских народов на «Норильской Голгофе» по проекту автора ламского комплекса Рамуальдаса Свиндинскаса.
