НОРИЛЬСК. «Северный город» – Представьте: вот вы идете, тяжело передвигая ноги, по заснеженной тропе. Представили? Теперь представьте, что вы не просто идете, а медленно пробираетесь, и гулкий ветер мощными порывами пытается сбить вас с пути. А вот мне ничего не нужно представлять – именно так, особенно в плохую погоду на Крайнем Севере, иду я, услышав громкий и звонкий бой церковных колоколов, иду и ускоряю шаг. И путь мой лежит в храм.
Я хожу туда молиться, причем не про себя или шепотом, а через пение – пение моей души. Точнее, не только моей, ведь я пою не одна. Нас на клиросе не много, человек 10–12, потому что приход новый – храм Святой Великомученицы Варвары в Талнахе построили недавно. Некоторые ласково называют его Варварушкин.
Обычно служба в воскресенье начинается в 8:30. До девяти читаем часы (собрание псалмов). Читаем по одному – у меня третий. Стефан, наш единственный бас, всегда внимательно и благоговейно читает шестой час, и в это время певчие стоят на клиросе (у нас он наверху). Матушка Марина – наш руководитель, или регент, подготовилась к службе еще с вечера, теперь смотрит на иконостас и наизусть шепчет молитвы. Евгения Васильевна вот уже пришла, идет, машет рукой, попутно кладет сумки на скамью, подходит ко всем, обнимает и говорит: «С воскресным днем, дорогие!» Поднимаются по лестнице Ирина в ярко-оранжевом платке с красными пестрящими цветами, как у народников, и Марина. Они поют тенорами, Анна и Евгения Васильевна рядом со мной – альты.
Когда поем, Евгения Васильевна – в шубе, на голове шерстяной узорчатый сиреневый платочек – внимательно смотрит в текст и иногда показывает в нем пальцем: «Вот тут-то главное не ошибиться», – может даже в руки карандаш взять, все аккуратненько подписать – учитель математики как-никак! Евгения Васильевна в оправдание перед матушкой, если та грозно посмотрит, когда что-то в пении идет не так, говорит: «Матушка, це не моя вина! Я всего год на баяне играла! Могу только вальс сыграть, Господь все видит!» А потом еще, обращаясь ко мне: «Манюня, здесь вот смотри внимательней». Евгения Васильевна поет с детства, выступала вместе с сестрой-близняшкой, когда были маленькими. И вот уже 22 года в церковном хоре. Сначала слушала и тихонечко подпевала. А затем ее заметила наша матушка.
Аннушка, в длинной до пола юбке, сложив за спиной руки в замок, чуть наклонившись и слегка сощурив свои ясно-голубые глаза, окруженные морщинками и родинками, прислушивается к матушке, которая перед каждым песнопением дает тон.
Рядом со Стефаном и Ириной стоит Марина. Она приехала к нам из Беслана, помню, рассказывала про то, как стала регентом: «История смешная, но реальная! Началась так забавно и страшно одновременно – грех не запомнить! Была я в храме на Пасхальной службе и случайно подожгла благодатным огнем волосы одной прихожанке, совсем чуть-чуть. Неделю ревела, думала, меня Господь накажет, и вот вернулась в храм и уже подошла к священнику, так и так – извинилась. Спрашиваю у него: «Что делать?» А он мне: «Да ничего!» Я увидела, что он хороший человек, и мне захотелось ему чем-то помочь. Говорю: «Я знаю ноты и, если вам надо, могу помочь петь в храме…» Марина поет уже больше десяти лет, опыт на клиросе получила в мужском монастыре. Ее голос сильный, гибкий, проникающий в душу. Она говорит, что певчие помогают молиться прихожанам, создать тихую радость в молитве среди шумного мира.
…И вот зазвучали наши голоса. Аккорд получается благозвучным, трепетным, летящим, только если мы вместе сосредоточились, только если каждый услышал свой тон. Матушка – ее партия нежное сопрано – взмахивает руками: показывает опуститься, значит, поем чуть ниже. Наша молитва встречается с куполом, эхом отражаясь по всему храму. «Взывая ко Господу…» Вкупе со священником, вкупе с прихожанами – это и есть голос Церкви, единый голос, единый организм. Когда поют душа и сердце, когда знаешь, что твоя молитва будет услышана, чувствуешь, что ты не один, никогда не был и никогда не будешь!
«Понимаешь, пение должно быть волнообразным, – тишина, я слушаю внимательно, смотрю на матушку Марину, на ее вязаную фиолетовую кофточку, белый платок и на руки, которые показывают плавно передвигающиеся волны. – Прием – отдача, со священником вместе, возглас – пение. Певчему клироса нужно быть очень внимательным, иметь хорошую реакцию».
Мы сидим с ней в актовом зале, там, где обычно проводятся спевки, рядом синтезатор, много бежевых стульев, икона Божией Матери, держащей плат…
– Матушка, – мне становится интересно, как церковное пение стало ее жизнью, – а как вы стали регентом?
Она задумывается, подпирает рукой подбородок. Проходит несколько секунд:
– Мы с мужем начинали петь при отце Владимире, который приехал сюда, в Талнах, в 1996-м, по-моему. Он услышал наше пение (у нас есть музыкальное образование – там и познакомились с отцом Александром, моим мужем, в Днепропетровске, в музыкальной школе) и предложил петь на клиросе, ну не предложил, конечно, а заставил, – тут у матушки заискрились глаза от смеха, приятные, теплые воспоминания наполнили всю комнату добрым светом. – С этого момента в молельном доме на Енисейской улице и началась наша духовно-певческая жизнь.
– А когда отца Александра рукоположили, он же служил в Игарке, вы там родились? – я не унимаюсь, в голове не складывается картинка: Днепропетровск, Талнах, Игарка – какой сложный путь!
– Мы родились в Днепропетровске, а родители все мое детство мечтали на север переехать, и отец Александр тоже.
– Ну как? Как можно хотеть на север?! Я понимаю, юг – пальмы, жара!
Улыбается, светится искренне, тепло:
– Мы переехали сюда, в Талнах, батюшку рукоположили в феврале, это после того как мы пели в домовом храме, потом в Троицком, прошло уже лет пять, а где-то в начале марта его отправили в Игарку, а я за ним – как он там сам-то? Он привык к нашему пению. Потом батюшке нашли замену – и мы снова тут, в Талнахе.
…Особенно почему-то вспоминаю Рождество Христово: мы, уставшие после службы, сидим в трапезной: священники, хор, служащие в храме. Матушка, крепко сжав руки и сложив их крест-накрест на груди, посмотрела на нас блестящими от великой радости глазами и сказала: «Вы слышали? Слышали, что сказал отец Герман? Мы – хор!»
«Слышали, матушка, – с какой-то печалью или, может быть, усталостью проговорила Анна, – дак мы ж не знаем, что это значит».
Теперь матушка Марина повернулась к нам, окинула взглядом всех и с такой нежной, доброй гордостью произнесла: «Это, Аннушка, высшая похвала!»
Хор, церковный хор…
…Воскресная служба заканчивается в 11, затем мы пьем чай, идем на спевку. Выходя из храма, чувствую любовь, спокойствие, умиротворение. Мурлыкаю про себя песнопения, тихо напеваю молитвы. Смотрю на подол своей длинной юбки. Год назад ко мне подошла женщина (я узнала немного позже, что ее зовут София и что она тоже чтец на клиросе), похвалила эту самую мою юбку. И спросила: «А ты поешь?» Что-то волнительно и тихо застучало в груди, будто вот-вот решится моя судьба. «Только если чуть-чуть», – ответила я… Пение для меня – не просто музыка и гармония, но еще и выражение благодарности и любви, особая служба. Счастлива, что я здесь и могу так славить Бога…
Автор: Алина Сердцева